| Проклятый Сказал
Бог - прокляну. И проклял. Тьма выжигала
глаза, и тела своего он не чувствовал. Это было забытье, словно сознание окутано
дурманом, и все глубже погружалось в омут памяти. Перед глазами плыли, как отрывки
из кино, воспоминания. У них, как у засушенных цветов, оставался цвет и запах,
но они, как и цветы, быстро крошились и осыпались. Всплыла откуда-то далеко, и
прошлой жизни, не иначе, картина, залитая солнечным светом. Он сидел на ветке
дерева с еще клейкими ранними листьями. Внизу была сырая земля и лужи. Рядом сидела
девчонка лет четырех и протягивала ему яблоко. Надкушенное. Они вместе залезли
на это дерево, но было еще слишком рано, и все плоды были незрелыми. Кроме одного.
Она первая его нашла - и поделилась находкой. Яблоко было кислым. Потом появилось
ощущение падения в бездну. Он снова стоял в саду - уже другом - и глядел вниз
с той же высоты. Но на этот раз он стоял ногами на твердой земле. Сад был просто
райским. Но сам по себе он был не нужен ему. Он пришел сюда, потому что девчонка
стала девушкой и заболела. Он пришел за тем, что исцелит ее. Прямо впереди было
дерево, словно светящееся собственным светом. На нем росли яблоки. Яркие, бросающие
зайчики на листья и ствол. И он знал, что сорвать не имеет права. А между ним
и деревом стояла женщина, выше и старше его. У нее было правильное восковое лицо
и ореол огненных волос. И губы перемазаны темным соком. Она протягивала ему только
что сорванное яблоко и убеждала отнести больной. Но он знал, что нельзя, иначе
она станет такой же, как дарительница. Тогда он вгрызся в яблоко сам, зная, что
принесет ей исцеление поцелуем. Его губы были испачканы таким же темным соком,
и он был проклят. Потом снова была темнота. Он стоял на каменном мосту, тот осыпался.
На другом его конце стояла она, уже без яблока, и проклинала его, за то, что второй
раз он не поддался ей. Все смешалось, остался только плеск, теплый и мирный. Он
брел по прозрачной, с янтарным блеском, воде по щиколотки и вел под уздцы коня.
Вокруг было тихо, и, казалось, было слышно, как растут деревья. Зеленоватый свет
был мягким. Но ему не было покоя, и над головой была тьма, он принадлежал ей,
она прилипла как смола, и не было надежды отмыться. Он был проклят этим миром,
за не по праву вкушенный плод вечного здоровья и юности, плод, дающий бесконечную
силу. Ему не нужно было все это, сок на его губах исцелил больную девушку, она
стала вечно юной и здоровой, и еще более прекрасной, но ему то это зачем? Свет
отторгнул его, и Тьма не принимала. Конь тихо фыркал над ухом. Свет опять померк,
и какое-то время не было ничего. Неприкаянный. А потом он снова шел, опять босиком
по безжизненной сухой, черной, хрустящей траве, и касаться ее было приятно. И
это была Зона, Зона с большой буквы, Зона безысходности, через нее нельзя пройти,
но он упрямо брел по ней, потому что в конце был шанс уйти из тьмы. Земля была
черной, небо белым, солнце почти неразличимо. Больно. |